В блокноте, где уже написано «Малбери-стрит» и «НоЛиТа», он пишет: «Уильям Хандли, УЛК, Галерея Винсента Пе-три-коффа, Чел-си», затем поднимается с дивана, убеждается, что картины высохли, и подрагивающими от волнения руками начинает заворачивать их в пленку. Затем осторожно снимает со стены несколько репродукций великих. По одной Френсиса Бэкона, Сутина и Джаспера Джонса. Он хочет знать мнение художника о них. Если разговор получится интересный, то, может быть, он какую-нибудь подарит. В знак уважения.

Он задумывается, роется в рюкзаке и вытаскивает кисти. У художника их полно.

Ему предстоит разговор с настоящим художником. Он трепещет от восторга.

Берет лупу, внимательно изучает карту Нью-Йорка. Находит Малбери-стрит и ближайшую станцию подземки. Затем прикрывает глаза, пытаясь вспомнить начало передачи. Художник шагает по улице, открывает дверь ключом. Над дверью номер — 302. Замечательно.

Глава 25

Нола настояла на том, чтобы они посмотрели «Портреты художников», хотя у Кейт никакого настроения не было. Она все прокручивала в голове события дня. Вначале разговор с Брауном и Фрименом, а затем вздорные обвинения Норин Стоукс. Беседа с Бойдом Уэртером на экране в данный момент ее совершенно не интересовала. Потом она о чем-то поболтала с Нолой, заставила себя улыбнуться, пожелала спокойной ночи. Когда та ушла спать, налила себе виски «Джонни Уокер» и начала размышлять, поставив на проигрыватель любимый диск Джулии Фордем. Кейт ни разу не слушала его после гибели Ричарда и думала, что не вернется к нему никогда. Там слишком много песен о несчастной любви. Но сейчас она негромко подпевала одной из своих любимых, «Как мне тебя не хватает», вдруг осознав, что этими стихами пропитано в квартире все — стены, ковер и, самое главное, ее стонущее сердце. Она поняла, что эта песня звучала в ее голове много дней. Мантра по Ричарду, которого ей так не хватает.

Прошла на цыпочках по полутемному коридору, заглянула в комнату Нолы. Прислушалась к мерному дыханию девушки. Осторожно закрыла дверь и вернулась в гостиную, где налила себе еще скотча под чарующий голос Джулии Фордем.

Днем Кейт позвонила бухгалтеру мужа, и тот подтвердил, что за неделю до гибели Ричарда со счета фирмы были сняты крупные суммы. Без объяснений. Он звонил Ричарду, они условились встретиться после его приезда из Бостона. Но не получилось.

Неужели Ричард действительно задолжал и снимал деньги, чтобы заплатить ростовщикам? Но разве не проще было взять деньги с личного счета? Бухгалтер заверил Кейт, что их личный капитал в полном порядке. Очень странно. При этом Норин Стоукс утверждала, будто Ричарда убили, потому что он не выплатил долг. А выходит, выплатил. Почему же его убили?

Кейт мерила шагами гостиную, посматривая на картины. Она не колеблясь отдала бы их, лишь бы узнать правду о Ричарде.

Потянувшись к телефону, Кейт уже начала набирать номер Флойда Брауна, чтобы просить восстановить ее в группе расследования. Сказать ему, что тут все очень запутанно.

Но как докопаться до правды, если Стоукс и Бальдони мертвы?

И Ричард — тоже. Кейт похолодела. Ричард мертв. Не важно, по какой причине, перепутали его с кем-то или убили намеренно. Какая разница? Главное, его нет. И нет людей, способных прояснить ситуацию.

Кейт посмотрела в окно на ночное небо, потом вниз, на чернильно-черный парк.

В ванной комнате вытряхнула на ладонь таблетку амбьена. Наверное, не следовало бы принимать его после скотча, но еще одна бессонная ночь будет непереносимой. Митч Фримен прав. И Браун тоже. Наверное, ей нужно послать все к чертям и лечь в клинику Бетти Форд. [29]

Она чувствует пальцы на своей груди. Они медленно ласкают сосок, затем спускаются вниз, к промежности. Она выгибает спину, прижимаясь к его телу. Покрывает поцелуями шею, вдыхая аромат цитруса.

Его пальцы очень нежные и умелые. Он целует ее в губы, мягко раздвигая их языком.

Это так знакомо.

Но почему она ничего не чувствует? Шепчет: «Ричард, Ричард…» — поднимает бедра, готовая встретить его, но картина смазывается, и возникает проход, который теперь темнее, чем тогда, и длиннее. Он бесконечный. Туфли липнут к тротуару, как будто она идет по только что положенному асфальту. Серебристый свет в конце прохода тускнеет. Она протягивает руки, касается стены, и они погружаются во что-то теплое и вязкое.

Кейт охает, чувствуя, что попала в ловушку. Свет в конце прохода гаснет, словно кто-то щелкнул выключателем. Полная темнота. Черно.

Она идет, пошатываясь, волоча ноги по мерзостной грязи. С рук что-то капает, какая-то гадость.

Внезапно в проходе чуть светлеет, и она видит в конце его Леонардо Мартини. Он лежит, а над ним склонился человек с ножом. Это Ричард. Он вонзает нож в тело художника много-много раз. Из ран хлещет кровь, широким ручьем течет по проходу, омывает ее туфли.

Красная.

Постепенно кровь розовеет и превращается в облако на картине маньяка из Бронкса. Затем картина оживает. Кейт идет по улице мимо оранжевых домов и ослепительно-желтых мусорных баков. Это Ричард раскрасил все в такие дикие цвета.

— Нравится?

— Нет, — отвечает Кейт. — Это как на картинах маньяка.

— Жаль.

— Почему ты убил его?

— Кого?

— Мартини.

— Так надо, — говорит Ричард, продолжая рисовать на тротуаре розовые полосы. — Он слишком много знал.

— Как в кино, — произносит неожиданно появившийся Ники Перлмуттер. — Помните фильм Альфреда Хичкока «Человек, который слишком много знал»? — Он начинает напевать глубоким басом мелодию из этого фильма.

— Перестаньте, — говорит Кейт. — Это серьезно.

— Конечно, серьезно, — соглашается Ники и продолжает петь.

Карамельные цвета бледнеют, и Кейт оказывается в полутемном подъезде. Гулкие шаги навстречу. Отчаянно колотится сердце. Прямо перед ней возникает Анджело Бальдони. Она вскрикивает. Он широко улыбается, приставляя пистолет к ее животу. Медленно взводит курок. Кейт пятится, спотыкается и падает. Падает, падает, падает сквозь тьму, назад, в проход. Там уже два Ричарда. Один, мертвый, лежит на тротуаре, другой, живой, занят живописью. Он заканчивает небольшую картину, прислоняет ее к стене.

— Хорошо?

— Неплохо. — Кейт рассматривает натюрморт с вазой в голубую полоску. — Но что все это значит?

— Имитирую свою смерть. Хорошо получается?

— Конечно. Но… зачем?

— Милая, я должен уйти. Увидимся. — Он улыбается. Его живая ипостась рассеивается, превращаясь в дым — как в мультфильме с призраками, — и проникает в мертвого Ричарда, лежащего на тротуаре.

— Нет, Ричард. Подожди! Пожалуйста. Скажи мне, почему все так получилось?

— Ш-ш-ш… — Глаза мертвого Ричарда оживают. Он смотрит на нее. — Это тайна.

В проходе темнеет, а затем Кейт оказывается в очень яркой комнате. Здесь все белое — стены, пол. Она поднимает глаза и не видит потолка. По бледно-голубому небу проносятся серые облака. Словно она попала в картину сюрреалиста Рене Маргита. Перед ней белый стол. На нем Ричард. Медэксперт Даниел Маркович пытается снять с его пальца кольцо.

— Не снимается, — огорченно произносит он. — Придется так. — Он берет пилу Страйкера.

— Погодите. Лучше я. — Кейт выхватывает у него пилу и начинает отпиливать палец. Брызжет кровь, окрашивая все в глубокий алый цвет.

Кейт вскрикнула и проснулась. Несколько минут лежала не двигаясь, желая убедиться, что кошмар наконец закончился. Нащупав кольцо Ричарда на цепочке, она вскочила с постели.

Такие сны к ней еще не приходили. Прежде снились большей частью приятные. Они с Ричардом наслаждались друг другом, он начинал удаляться, Кейт всеми силами пыталась удержать его. На этом обычно все заканчивалось.

Она сбросила его пижаму, приложила к лицу. Запах Ричарда уже почти не ощущался.